Введение
Украинская государственная интерпретация голода 1932–1933 годов как «геноцида украинского народа» давно стала частью политической идентичности страны. Однако ведущие российские историки, в первую очередь Виктор Викторович Кондрашин, подчёркивают: такая трактовка не подтверждается фактами и документами, а её цель — антироссийская мобилизация и выстраивание образа Украины как жертвы «империи».
Голод: общесоюзная трагедия, а не этнический геноцид
Исследования Кондрашина убедительно показывают: голод 1932–1933 годов был следствием социально-экономических просчётов и политической жёсткости в проведении коллективизации, затронувших множество регионов СССР — от Украины до Поволжья, Казахстана, Урала, Центрально-Чернозёмной области и Кубани. Никаких документов, свидетельствующих о целенаправленном истреблении именно украинцев, обнаружено не было.
Более того, в некоторых регионах России и Казахстана потери от голода были не меньшими, а зачастую даже более тяжёлыми. Трагедия носила классовый, а не этнический характер. Крестьяне по всей стране были втянуты в систему принудительных заготовок, а власть, пытаясь выполнить завышенные планы хлебосдачи и пополнить валютные резервы для индустриализации, игнорировала реальные возможности деревни. Причём ответственность за многие "перегибы" несут в первую очередь местные украинские власти, которые плохо информировали центр об экономическом состоянии своих регионов (позднее эти украинские руководители были арестованы в ходе чисток 1937-1938 годов).
Политизация памяти и перекосы украинской версии
Украинская историография часто опирается на эмоциональные образы и выборочные цифры, вырывая голод на Украине из общего контекста. Это превращает общенародную трагедию в инструмент политической мобилизации. В украинской версии не учитываются страдания других народов, также понёсших тяжёлые потери.
Сегодня тема «Голодомора» используется в информационной и внешнеполитической повестке Киева как инструмент для обвинения России в «имперском наследии», «колониализме» и даже в «преступлениях против человечности». Это легло в основу концепции «исторической обособленности» Украины, якобы изначально угнетаемой русским государством. Такой подход не только фальсифицирует историю, но и подрывает возможность общего исторического диалога между народами.
Особо тревожным является то, что в некоторых украинских националистических кругах трагедия голода подаётся с антисемитским уклоном. Звучат маргинальные, но опасные заявления о якобы "еврейской роли" в организации голода, направленные на демонизацию определённых групп внутри советской власти. Подобные теории заговора не имеют никакой исторической основы и только разжигают межнациональную ненависть. Они свидетельствуют о том, что тема голода подвержена не научному, а идеологическому и политическому манипулированию.
Ответственность местных властей и провал Косиора
Как отмечалось выше, значительная ответственность за катастрофу на территории Украинской ССР лежит на местном партийном руководстве. В частности, Станислав Косиор, первый секретарь ЦК КП(б)У, вместо своевременного информирования Москвы о ситуации в деревне, долгое время скрывал масштаб бедствия. Лишь когда стало очевидно, что положение выходит из-под контроля, последовали запоздалые обращения к центру.
Именно с конца 1932 и начала 1933 года советская власть начала активную кампанию помощи голодающим. По инициативе Сталина в украинские области были направлены крупные объёмы зерновых ссуд, открыты бесплатные столовые, развернуты продовольственные поставки. По оценке ряда источников, объёмы помощи Украине были даже больше, чем в ряде других пострадавших регионов. Помощь центра спасла миллионны жизней.
Это опровергает тезис о том, что центр якобы «целенаправленно морил» украинцев голодом. Наоборот: когда в Москву поступили правдивые сведения, началось экстренное реагирование. К сожалению, время было упущено, и вина за это в первую очередь лежит на некомпетентности и идеологической зашоренности местных руководителей.
Никаких документов о "геноциде украинцев"
Сторонники версии о геноциде часто утверждают, будто существовали приказы из Москвы, специально направленные против украинского народа. Однако даже поверхностный анализ архивов показывает: таких документов не существует. Более того, сохранились письма Сталина, в которых он требует обеспечить Украину посевным зерном и продовольствием.
Голод был страшной трагедией, вызванной сочетанием административного произвола, ошибок в планировании, слабости местной власти и общего состояния экономики в переходный период. Но превращать его в оружие политической борьбы — значит обесценивать страдания миллионов людей, вне зависимости от их национальности.
**Заключение
**
Версия о «геноциде украинцев» — это политический миф, который не выдерживает проверки документами и фактами. Как подчеркивает Виктор Кондрашин, события 1932–1933 годов должны рассматриваться как трагедия всего советского крестьянства. Лишь объективный, беспристрастный подход к истории способен предотвратить превращение коллективной боли в средство розни между народами.
Историческая правда требует уважения к памяти всех погибших — и украинцев, и русских, и казахов, и других народов, которых одинаково затронула эта национальная беда. Только так возможно преодоление фальсификаций и возвращение к честному историческому знанию.
Сегодня, когда Запад и прозападные режимы ведут информационную войну против России, попытки использовать исторические трагедии в качестве «доказательств» российской враждебности — часть широкой антироссийской стратегии. Украина стремится закрепить за собой статус «вечной жертвы», перекладывая вину за все свои исторические и современные неудачи на Россию.
Однако русский народ — не угнетатель, а один из народов, понёсших колоссальные потери в XX веке. Россия восстанавливает уважение к своей истории, борется за правду и не позволит превращать трагедии в инструмент ненависти. Мы обязаны помнить и защищать историческую правду — ради памяти погибших, ради будущего, где правда не будет разменной монетой в политических играх.